Мы продолжаем наши беседы с саратовскими священниками, путь которых к жертвеннику и престолу оказался непростым… А бывает ли он простым, этот путь?
Даже если у человека все внешне ровно и последовательно (из верующей семьи, с детства прислуживал в алтаре, поступил в семинарию, нашел православную невесту, венчался, рукоположен) — из этого не следует, что все на самом деле шло так гладко и легко…
Но путь ключаря Свято-Троицкого (Старого) собора иерея Николая Генсицкого даже и внешне пролег не совсем просто…
— Отец Николай, Вы выросли в семье священника, Вы впитали Православие буквально с молоком матери, и куда бы Вам, казалось бы, идти, если не в семинарию. Почему же Вы, окончив школу, предпочли светский вуз?
— Да, мы с моей сестрой выросли не только в верующей, но и в глубоко традиционной семье; семье, где определенные установки, культурные, бытовые традиции передавались из поколения в поколение. И все это было переплетено с верой, конечно. Но из этого не следует, что я должен был стать священником по династическому принципу: раз папа протоиерей, то кем ты еще можешь стать. Меня много раз спрашивали самые разные люди: почему я стал священником? Приезжаю освящать квартиру, на меня смотрят как-то… по-особенному: с чего это он — вроде бы нормальный молодой человек — захотел вот этим заниматься, «не пойми чем»? Но стоит сказать, что у меня отец священник — и всем сразу как бы все понятно становится. Людям, по отношению к Церкви внешним, часто кажется, что ее служители — это люди некоей особой природы, и только они сами могут воспроизводить себе подобных.
Да, мой папа протоиерей, моя мама — матушка, я это подчеркиваю, потому что, по моему убеждению, не всякая супруга священника становится матушкой на самом деле, даже и при многих иных человеческих достоинствах. И мы, дети, получили религиозное воспитание. Мы с раннего детства приучены молиться, соблюдать посты, регулярно исповедоваться и причащаться. Нас воспитывали — с одной стороны, строго, но с другой, я всегда знал, где и в чем мне будет предоставлена свобода. Свобода выбора. Отец всегда хотел, чтоб мы умели принимать самостоятельные решения. И в то же время он всегда мог помочь в каких-то трудных, сложных для нас ситуациях — потому что доверял нам, а мы ему. Что очень важно — родители всегда старались понять и принять наш выбор. И, когда встал вопрос о моем жизненном пути, отец сказал мне: ты видишь мое служение, ты видишь плюсы и минусы нашей жизни, ее радости и ее трудности, выбирай сам. И в тот момент я выбрал Социально-экономический университет.
— Почему именно этот вуз?
— Я не вуз выбрал, а конкретную специальность: государственное и муниципальное управление. Я был тогда идеалистом, как это свойственно молодым людям, я хотел что-то исправить в нашем государстве, изменить нашу жизнь к лучшему. Но мысль о священстве я из своего сознания не вычеркивал. Скорее, я отложил решение на будущее: какое-то время потружусь ради общественного блага, а уж потом… Но за время учебы во мне что-то изменилось. Определенную роль здесь сыграли лекции преподавателя философии Станислава Петровича Гурина. Он заставил меня задуматься над очень серьезными вопросами — теми, которые раньше не возникали в моей голове (не возникали, может быть, по причине того, что я жил в Церкви, где жизнь — и это мое твердое убеждение — намного яснее и чище, чем в миру). И тогда произошло соединение — полученного мною воспитания с моей жизнью. То есть я смог, наконец, это воспитание реализовать. И направить свою жизнь в то русло, в котором она и сейчас протекает. Я не бросил тогда университет только потому, что не привык вообще бросать что-то начатое. Получил диплом и подал документы в семинарию.
Как я понимаю сейчас, мне необходим был этот жизненный опыт — опыт возвращения. Необходим еще и потому, что я — сын священника. Это совсем непростая ситуация на самом деле — сын священника с малолетства подвергается искушениям, которые даже и взрослому были бы нелегки. Детей священника любят на приходе, они всегда в центре внимания, и это почва для завышенной самооценки, для гордости, тщеславия. Я помню, как одна приходская бабушка назвала меня Колькой. Для нее это было совершенно нормальное обращение к мальчишке, а я — страшно обиделся. Мне было восемь или девять лет, но я знал, что я — не Колька, а Коля, сын батюшки. Поэтому мне просто необходимо было выйти из привычной среды, пожить в другой системе координат, где я — не центр внимания, не сын настоятеля, а такой же человек, как все. Рука Божия меня в эту систему координат поместила: сам о себе я только сейчас умею так думать.
— Что дали Вам годы Вашего иподиаконства — годы рядом с Епископом (впоследствии Митрополитом) Лонгином?
— Неформальное общение с Владыкой дало мне очень много во всех смыслах. Он делился со мной своим личным духовным опытом, привил мне много практических навыков. За эти годы во мне сформировалось четкое представление о том, каким должно быть богослужение, как должен выглядеть храм. И теперь я уже не могу по-другому: Владыка установил планку, которая в то же время является канатом эквилибриста — необходимо соблюсти равновесие между стремлением к идеалу и любовью к людям, которые тебе в этом помогают.
— Стать священником — это ведь совсем не то, что стать специалистом-управленцем или получить любую иную профессию. Любую из светских профессий можно оставить, а священство оставить — страшная беда и грех. Что Вы чувствовали в день диаконской, затем священнической хиротонии, не страшно ли было переступить эту черту — зная, что дороги назад нет, и не зная, как сложится дальнейшая жизнь?
— Страшными для меня эти дни не были. Волнительными и трепетными — да, были, но страшными — нет. Это ведь не в один какой-то момент происходит — к принятию священного сана человек готовится издалека. Абсолютное большинство семинаристов прекрасно понимают, к чему они идут. Страх бывает в ситуациях неопределенности — когда ты не знаешь, как поступить, и боишься сделать ошибку. А если священство — цель твоего пути, то, что следует за рукоположением — куда тебя направят, где придется служить — уже не так важно. Для меня это никогда не было определяющим — в Троицком соборе служить или на каком-то небольшом приходе. Какая разница, где именно я буду проповедовать Христа, совершать Евхаристию? Люди — везде люди. Поэтому никакого страха перед будущей священнической жизнью у меня не было. Я был просто рад. У меня было такое чувство, что я вернулся на круги своя: после временной отлучки вернулся домой.
Я полагаю, мне помог опыт отца — благодаря ему я был готов ко многим вещам, к которым, может быть, не все молодые священники готовы. И очень помогло полученное мною традиционное воспитание. Один из его элементов — не только в моем случае, а в принципе — это ответственное и осмысленное отношение к выбору. Разве только священство — ответственный выбор? А женитьба, например? Если ты принял решение, то, во-первых, ты должен быть удовлетворен им, а во-вторых, ты должен найти в себе силы нести его по жизни при любом развитии ситуации.
Мне, может быть, рано об этом говорить, но за пять лет я еще ни разу не пожалел о том, что стал священником. Я вижу две причины, по которым священник может перестать таковым быть, или, как сейчас принято говорить, выгореть: первая — не до конца осознанный выбор. Вторая — даже если выбор был сделан вполне сознательно — недостаточная работа над самим собой. Духовная работа над собой может спасти даже в случае не вполне осознанного выбора. У человека всегда есть возможность вырасти, перерасти себя сегодняшнего. Выгорание — вовсе не от того происходит, что в Церкви что-то неправильно, условия не те: огонь в человеке поддерживается только его собственными усилиями. Трудиться над собой человеку никто не мешает, никакие внешние условия. Я отчетливо ощущаю действие Промысла Божия в своей жизни — очень многое изменилось, изменился и я. И мне кажется, главное, что хочет этим сказать мне Господь, — никогда не унывай и не останавливайся, всегда двигайся вперед.
— Что оказалось для Вас самым трудным в жизни священнослужителя?
— Оставаться честным со всеми. Это не всегда просто. Человек приходит ко мне со своим вопросом — и он рассчитывает на мой ответ, он на меня смотрит с упованием. Я должен ему что-то сказать, я же священник, в моих словах он ожидает увидеть решение своего вопроса. А я не знаю, что ему сказать, я не могу разобраться в его ситуации… Мне Владыка в свое время говорил: никогда не стесняйся сказать «Я не знаю» или «Я не могу Вам помочь, обратитесь к более опытному священнику». Это лучше, чем делать вид, что знаешь, и тем самым вводить человека в заблуждение. Вот что оказалось трудностью для меня — может быть, это можно назвать «комплексом отличника», который должен все знать. Но на самом деле я обыкновенный человек, такой же, как и все…
— Представьте себе ситуацию. К Вам приходит мальчик-семинарист и спрашивает совета: как выбрать спутницу жизни?
— Боюсь, что пошаговой инструкции я ему не дам, потому что это очень индивидуальный путь, чужой опыт здесь не поможет, не подойдет. Наша с Марией история — простая: познакомились на репетициях Рождественского бала, вместе разучивали танцы, потом из танцев выросло нечто гораздо более серьезное… И вот, оно длится. От супруги священника зависит невероятно много. И общий принцип выбора здесь — чтоб человек был твоего мировоззрения. Я не только веру сейчас имею в виду. У нас с женой разные интересы, она музыкант, творческая натура, я более прагматичный, логичный человек, чем она. Но в то же время наше восприятие того же искусства, например, оно где-то на одном уровне происходит, на одной частоте. Мы можем разойтись во мнениях, но всегда есть какая-то точка, в которой мы снова встретимся. Чтоб брак оказался счастливым, нужны вот именно такие общие точки — в которых и у нее, и у него будут каждый раз загораться глаза.
— Что Вы почувствовали, когда в Вашу жизнь вошел Троицкий собор — жемчужина Саратова, старейшая его святыня, огромное, сложное хозяйство?
— Троицкий собор — это как раз из тех явлений, которые сами в мою жизнь вошли, я их не искал. Я считаю, что в Церкви не может быть такого понятия, как карьерная лестница: я служу там, где мне благословили служить. Но вот понятие о том, что где-то могут открыться новые возможности служения — это, на мой взгляд, нормально. Троицкий собор — это максимум возможностей для любого священника. Во всех аспектах, начиная с хозяйственной деятельности, кончая духовной работой. Это не просто жемчужина, это живой, сложный организм… И это часть моей души.
Фото Александра Курочкина
Газета «Православная вера» № 10 (582)
[Священник Николай Генсицкий, Беседовала Марина Бирюкова]
