20 ноября этого года решением Священного Синода ректором Саратовской православной духовной семинарии назначен настоятель архиерейского подворья храма иконы Божией Матери «Утоли моя печали» протоиерей Сергий Штурбабин. «Практически вся моя жизнь связана с семинарией,— говорит отец Сергий.— Сначала я был семинаристом, потом много лет преподавал». Теперь отцу Сергию предстоит руководить процессом подготовки будущих священников. Мы поговорили с ним о его собственном пути пастыря, его учителях и о том, что именно, по его мнению, делает человека «пастырем добрым».
— Каким было Ваше детство, когда Вы осознали себя верующим человеком, познакомились с церковной жизнью?
— Я родился в самой обычной советской рабочей семье. Родители тогда, на закате советской эпохи, в храм заходили редко. Но на рубеже восьмидесятых — девяностых наступило время разительных перемен. Помню, как нам сказали, чтобы в пионерских галстуках мы больше в школу не приходили. Появилось в свободном доступе огромное количество христианской литературы, в основном сектантской. И мы всё это читали. А еще в школы разрешили приходить священникам. Я родился в Балашове, там на протяжении почти тридцати лет настоятелем Михаило-Архангельского храма был протоиерей Александр Балдаев. Я тогда учился в средних классах и помню его приходы в школу — в рясе, с крестом. Это еще было всем в диковинку, его сразу окружали в большом количестве школьники. Его внимательное отношение, дружелюбная манера общения, добрые шутки очень к нему располагали.
Знакомство с отцом Александром произвело на меня настолько сильное впечатление, что захотелось быть похожим на него. А когда мне было 14 лет, крестный подарил мне Библию, и я стал ее читать. Но выделить какой-то один побудительный мотив, который лежит в основе моего решения стать священником, наверное, не получится. Помимо всего этого было нечто, что объяснить никаким иным образом, кроме как действием Промысла Божия, невозможно. Помимо наших усилий, нашего усердия, нашего выбора, нашего погружения в традицию есть еще и Божественное призвание. И самое главное — ответить на этот призыв, услышать голос Бога, увидеть знаки, которые Он нам по жизни расставляет. И свой приход в Церковь я однозначно воспринимаю как отклик на призывающий голос Божий. А потом уже появились знания о православной традиции, произошло погружение в церковную жизнь. Я очень хорошо помню свои первые впечатления от посещения храма. Когда ты входишь в храм, ты еще о нем ничего не знаешь, ничего не понимаешь в богослужении, но ощущение присутствия в родном доме уже есть. Ты приходишь в храм и чувствуешь, что это — то место, где ты обретаешь полный покой. И я, едва переступив порог церкви, для себя принял решение: хочу стать священником. И даже сразу подошел к отцу Александру и заявил об этом. «А ты утренние молитвы читаешь?» — спросил он меня. «Нет». — «А вечерние?» — «Нет». — «А “Отче наш” знаешь?» — «Ну, так…». Батюшка вручил мне молитвослов с параллельным переводом на русский язык и сказал учить некоторые молитвы наизусть, потому что это понадобится при поступлении в семинарию. А после этого сразу отправил меня на клирос.
Надо отметить, отец Александр никогда мальчишек сразу не благословлял алтарничать, он сначала ставил их на клирос, где была удивительная атмосфера искреннего благочестия и молитвенной ревности. И лишь спустя полгода, если юноша проявлял усердие, его пускали в алтарь, обычно накануне какого-то праздника. Меня, например, батюшка благословил надеть стихарь в Великую Субботу. А потом началась активная подготовка к семинарии, и уже через год я поступил. Весь период вступительных экзаменов меня не покидало чувство абсолютной уверенности в правильности совершаемого шага.
— А как отнеслись близкие к этому решению?
— Как к обычному жизненному выбору. Потом и мой папа начал ходить в храм, позднее его пригласили работать завхозом. Таким образом, всё начало становиться на свои места.
— Чем для Вас стали годы учебы в семинарии, а потом в академии? В чем Вы видите главное приобретение этих лет?
— Самое главное, наверное, — это возможность полностью погрузиться в церковную жизнь. В нашем обиходе часто употребляется такое слово, как воцерковление. Иногда это понятие воспринимается как некий момент, некий порог: переступаешь через него — и ты воцерковлен. На самом деле это не так. Воцерковление — это путь всей человеческой жизни, а годы семинарии и академии стали для меня самым интенсивным его периодом. А еще эти годы дают возможность понять, что даже если есть какие-то неправедные явления в обыденной церковной жизни или не соответствующие евангельскому духу отношения между людьми, все равно это с избытком покрывается благодатью Божией, которая постоянно присутствует в Церкви. И если ты верен Церкви, если стараешься жить честно, справедливо, постоянно помнишь о своем христианском призвании, то ничего из этого не соответствующего идеалу тебя не сможет поколебать — всегда в церковной жизни ты будешь находить ту самую радость, тот самый покой, ту самую тишину, которыми Господь привлекает в самом начале церковного пути.
— А у кого Вы учились пастырству?
— Отца Александра Балдаева я уже упомянул. Это был человек глубоко церковный, очень добрый, но при этом требовательный в плане выполнения церковных послушаний, имевший внутри себя мощный стержень благочестия. Приведу один случай из жизни. Летом семинаристов распускали на каникулы, а в августе мы должны были вновь собраться для прохождения летней практики. Мне очень не хотелось уезжать раньше из дома, хотелось пономарить, читать Апостол в своем родном МихаилоАрхангельском храме, и добрые советчики сказали: «А давай сделаем тебе медицинскую справку?». Подошли к одной прихожанке, сказали о своей просьбе, она спрашивает: «Ну что, ты как будто палец сломал, что ли?». Я говорю: «Да, пусть будет палец, это не страшно!». Ну а она возьми да подойди под благословение к отцу Александру, ничего не делала без его разрешения. И вот мы — мальчишки, которые задумали эту гадость, сидим в пономарке, вдруг врывается отец Александр и начинает кричать: «Это что такое?! Ты кого захотел обмануть? Ты Михаила Архангела захотел обмануть? Ты захотел Богородицу обмануть? Ну так смотри, не палец, а шею сломаешь! Чтобы я такого больше не слышал!» Он был в страшном гневе! Потом, успокоившись, говорит: «Так дела не делаются, завтра едем в Саратов». И он специально поехал со мной в семинарию, пошел к проректору по общим вопросам, тогда им был отец Сергий Демешкевич, и попросил, чтобы меня отпустили с практики, так как я нужен в храме. Я тогда понял, что такие житейские хитрости недопустимы ни в обычной жизни, ни тем более в церковной. Если на то будет воля Божия, то всё обязательно устроится — и не нужно ничего придумывать и идти какими-то окольными лукавыми путями. А в отце Александре я увидел пример того, как нужно ко всему этому относиться: по-настоящему, по-христиански, по-священнически.
Ну а в семинарии можно вспомнить, конечно же, владыку Александра (Тимофеева). Его образ в памяти — это некая скала, которая стоит в самом центре семинарии, и где бы ты ни находился, отовсюду ее видишь. Когда я был семинаристом, мы не имели возможности с ним общаться непосредственно. Но когда я поступил в Московскую духовную академию, то вместе с другими саратовскими студентами часто приходил к нему домой. И он поил нас чаем, причем сам накрывал на стол, делал нам бутерброды с бородинским хлебом. Благодаря ему бородинский хлеб стал любимым — он ассоциируется с теми часами доброго пастырского общения, которые нам дарил владыка. Говорили на самые разные темы: о семейной жизни, о монашестве, о выборе пути. Он рассказывал о том, какие требования предъявляет к духовенству, о том, каким в принципе должен быть священник. Много времени было проведено в таких разговорах, и мы имели возможность увидеть, насколько владыка Александр был глубоким человеком. В епархиальном управлении это был строгий администратор. А за чашкой чая это был очень добрый, ранимый и глубоко верующий человек. И, наверное, именно в общении с владыкой Александром были усвоены важнейшие жизненные уроки.
Из преподавателей семинарии отмечу архимандрита Никона (Лысенко). Он у нас вел очень много предметов, и как же нам нравились его уроки! До сих пор в памяти его голос, его манера говорить и та серьезность, с которой он подходил к подготовке занятий.
Что же касается Московской духовной академии, то не было таких преподавателей, кто бесследно промелькнул бы в нашей жизни. Все они оставили определенный след, но более всего вспоминается архимандрит Матфей (Мормыль). Он у нас преподавал литургику. Сами уроки поражали тем, что мы видели, насколько человек любил богослужение, насколько жил им. Причем это был не чисто научный интерес, который можно видеть, когда ученый-исследователь погружен в свою науку, только ею живет и ничего вокруг не видит и не слышит. Нет, это была полная противоположность такому подходу. Отец Матфей любил богослужение, старался эту любовь привить всем нам — и это было выражением его жизненного опыта. Он показывал нам, как богослужение может утешать, радовать, поддерживать, научать. И память об этом тоже навсегда в сердце осталась.
— Как Вы с матушкой познакомились?
— Познакомил нас иеромонах Симон (Морозов), нынешний епископ Шахтинский и Миллеровский. Мы учились вместе с ним сначала в семинарии, потом в академии. Семья матушки — довольно близкие для него люди, вот он нас и познакомил. Люба из церковной семьи, была в то время студенткой Сергиево-Посадского гуманитарного института. Через три месяца после знакомства мы поженились и вот, слава Богу, вместе столько лет. Я очень благодарен Господу и владыке Симону за то, что у меня появилась и супруга, и друг на всю мою жизнь.
— Вопрос, который часто обсуждается на страницах церковных СМИ: все-таки что или кто для священника должно быть на первом месте — его служение или семья? Стоял ли перед Вами такой вопрос и как Вы его для себя решали?
— Передо мной в самом начале моего церковного пути был замечательный пример отца Александра Балдаева и его супруги Любови Николаевны. В их общении чувствовалась такая цельность, такая полнота, такая взаимоподдержка! Хотя они оба — люди южные, темпераментные и могли разговаривать громко, но при этом между ними были полное единство и гармония. И на вопрос о том, что первично — семья или священническое служение, я сказал бы, что для нас, христиан, первичными должны быть взаимоотношения с Богом. Первичны для нас должны быть вера и благочестие, а все остальное приложится.
— В каждой профессии, наверное, есть момент, когда человек про себя понимает, что он как профессионал состоялся. А в пастырском служении есть такая точка? Священник может о себе понять, что ему удалось стать «пастырем добрым»?
— Мне кажется, в тот момент, когда священник решает для себя, что он состоялся как пастырь, наступает его конец. Пастырство не профессия, это призвание, и нужно стараться всегда быть достойным оставаться в числе призванных. Малейшие ошибочные действия, неверные поступки, лукавство вышибают человека из этого состояния, и вернуться к нему может оказаться гораздо тяжелее, нежели его сохранить, поэтому священник должен быть постоянно начеку. А еще необходимо постоянно расти, развиваться, но при этом всегда помнить, что любой священник так же, как и все остальные, — пред Господом раб, ничего не стоящий, и в этом смиренномудренном отношении к самому себе стараться учиться у других. И еще мы всегда должны помнить, что только лишь одними своими усилиями мы не просто возрастать не можем — мы даже удержаться в границах приличного не в состоянии.
— Вы стали ректором семинарии в такое время, когда мир стал меняться еще более стремительно, чем в последние несколько десятилетий. Как Вы считаете, в связи с новыми реалиями должно ли что-то измениться в подготовке будущих пастырей?
— На самом деле, не только в подготовке пастырей, но и в христианской педагогике ничего существенно поменяться не может никогда. Могут корректироваться какие-то организационные формы, но при этом суть пастырской подготовки останется той же. В жизни Церкви все укоренено в традиции, и, собственно, духовная школа может только человека погрузить в эту самую православную традицию, чтобы он напитывался ее живительными соками. Задача семинарии — создать благоприятные условия для того, чтобы это напитывание было максимально плодотворным. Если это главное сохранится, то никакие внешние изменения на подготовку пастырей не повлияют.
Моя жизнь связана с этой семинарией на протяжении долгого периода времени. Я поступил в СПДС в августе 1995 года и впоследствии лишь на четыре года уезжал в Московскую духовную академию, а все остальное время был семинарским преподавателем. Здесь сформировались свои особые уникальные традиции, которые делают эту семинарию не похожей на остальные. И всё это должно быть сохранено.
Я очень признателен и благодарен владыке Игнатию, что он мне доверил такое высокое послушание. При этом нашим духовным отцом является правящий архиерей епархии. Поэтому владыка Игнатий определяет вектор развития и задает тон церковной жизни, а я как ректор постараюсь сделать так, чтобы семинария звучала с этим тоном в унисон.
Газета «Православная вера», № 23 (667), декабрь 2020 г.
[Протоиерей Сергий Штурбабин, Беседовала Ольга Протасова]
